Истории подопечных
Нарисуй мне про нас с тобой
История Жени, у которой в тюрьме умер брат Саша – и теперь она хочет помогать другим заключенным.

Евгения Хожайлова живет в Петербурге. У нее хорошая любимая работа. Никогда раньше Женя благотворительностью не занималась, но теперь вот написала программу помощи заключенным – ВИЧ-положительным и людям с туберкулезом. И будет ее воплощать. Создаст ли НКО или будет сотрудничать с другими – пока неизвестно. Но после смерти брата Женя уже не сможет жить как прежде.

«Саша мой родной брат по маме. И он меня на 10 лет старше. Ему бы в сентябре 2021 года исполнилось 40 лет. А не стало его в 38.

Когда Саша был маленьким, его отец умер. Мама Сашу одна растила. И вот привела его однажды на каток, попросила тренера научить мальчика играть в хоккей. Тренером был мой будущий отец – мама как раз тогда на катке с ним познакомилась.

Мы жили в Отрадном – под Самарой. Родители в девяностые стали предпринимателями, много работали. И Саша был мне нянькой: кормил, купал, гулять водил. Я ходила за ним хвостом. Сохранились фото такие смешные – брат-подросток и я маленькая. Саша вместо мультиков включал мне электронную и рок-музыку. Я на ней и выросла.

Детство было очень счастливым.

Фото из семейного архива

Я не помню точно, как и когда все стало меняться, но знаю, что Саша попробовал наркотики лет в 16 – кто-то во дворе угостил. Брат ушел в армию в 18 лет, служил два года. Вроде как тогда уже все не было гладко: сбегал он или что-то такое… Тогда уже он нуждался в дозе. После армии родители отправили брата к крестной в Кузнецк. Муж крестной был кузнецом, создавал хорошие красивые вещи, поэтому мама решила брата к нему пристроить. Саша с детства хорошо рисовал, и вот это умение, как мама думала, пригодилось бы ему и в кузнечном ремесле. Да, скажу, что это умение хорошо рисовать Сашу выручало в тюрьме – он набивал татуировки.

Фото из семейного архива

А кузнецом так и не стал: украл что-то, чтобы на дозу хватило, был пойман, судим и сел. В первый раз только на шесть месяцев. Помню, что сроков у него много было. Понеслось — садился, возвращался. И моя связь с братом прервалась, такой, как в детстве, ее больше не было. Я стала подростком, у меня началась своя жизнь. А брат, вернувшись после очередного срока, вновь срывался, папа его выгонял – не хотел, чтобы «наркоман» дома у нас жил, мама с папой из-за этого ругались. Саша жил то у бабушки, то еще где-то.

Шатало его туда-сюда. Я тем временем переехала в Самару – учиться, нам с братом удавалось видеться редко. У него было все по-прежнему: суды и сроки за кражи. И еще теперь Саша мне звонил, просил денег. Это меня злило – я студентка, какие у меня деньги. Сейчас мне обо всем этом ужасно вспоминать. Мама пристраивала Сашу на работу – грузчиком, слесарем, но он все равно срывался – воровал, грабил ради дозы и садился снова. Жил он уже в бабушкиной квартире, отдельно. Бабушка умерла. Но жил там недолго – обнес соседей и сел.

Я переехала в Петербург, потом уехала и какое-то время жила на Филиппинах, занималась собой, своим развитием. Это был 2017 год. У Саши тогда обнаружили ВИЧ, а умер Саша в 2020-м – у него была терминальная стадия СПИДа, туберкулез, другие заболевания…

Я брата в последний раз видела в 2017-м году, в Отрадном. Саша был очень худым, но это все равно был он – Саша, брат, любимый, родной.

Фото из семейного архива

Он всегда знал, следил – в каких странах я бывала. Просил меня привезти что-то на память. Так в 2018-м году я ему из Парижа кепку привезла, из Германии – футболку. Но он ее не успел увидеть. Мы похоронили его в этой футболке — под рубашкой она была».

Женя плачет, пытается унять слезы:

«Блин, я думала, что уже могу про это рассказывать без слез. А не могу…

Мама тогда, когда Саша ненадолго вышел на свободу, и уже было ясно, что ВИЧ у него, проводила с ним много времени. Она сама все узнала про ВИЧ, ездила в СПИД-Центр, уговаривала Сашу поехать, свозила даже. Потом пыталась убедить, чтобы он бросил наркотики и начал терапию. Он продержался немного, а потом снова. Он уже сдался к тому времени. Говорил, что на свободе никому не нужен.

Нет, семьи своей у него не было. Конечно, девушки были, влюблялся, но семьи так и не создал. В последний срок, с 2017 года, он переписывался с девушкой. Она в другой колонии сидела, тоже ВИЧ-положительная. Они даже планы какие-то строили, когда освободятся. Она должна была выйти раньше, чем он. Но Саша умер. Мама потом разыскала эту девушку, хотела ей сказать, что Саши больше нет, но она уже знала.

Саша в колонии начал принимать АРВ-терапию, но началась жесткая побочка, ему было реально очень плохо. Но такого вот, чтобы быстро из-за этого поменяли схему, в колонии не бывает. И брат просто написал отказ от терапии, перестал принимать. А потом у него начался туберкулез, и Сашу перевели в ту колонию, где ВИЧ и туберкулез. И ему становилось там все хуже и хуже. Но он еще хотел жить, мечтал, просил денег на плеер прислать. И у нас осталось это фото – где он с плеером, с музыкой, счастливый.

Мама ездила в эту колонию в Самару из Отрадного, возила передачки. Саше резко стало хуже в ноябре 2019 года. Мы никогда особо не говорили в семье о чувствах – не принято было у нас этого. Но теперь мы, когда созванивались, говорили, как друг друга любим.

А потом ему стало еще хуже, он перестал есть, почти не мог говорить. Началась терминальная стадия СПИДа. Мама добивалась медкомиссии, чтобы та подтвердила его состояние, чтобы можно было ходатайствовать о досрочном освобождении по состоянию здоровья. Но было отказано: у Саши административные нарушения, а значит, досрочному освобождению не подлежит. А нарушения такие – когда старшина входит в помещение, заключенные обязаны встать, Саша встать не мог. Вот и нарушение. Еще одно нарушение – Саша не посещал инфекциониста. Но он не мог ходить, а инфекционист к нему, лежащему, не приходил.

В декабре Саша совсем перестал говорить и впал в кому. Мама как-то прорвалась к нему уже в начале января 2020 года, я не представляю, как это у нее получилось. Держала его за руку, он уже не открыл глаз, но едва сжал ее руку. Конечно, ее пустили ненадолго, с ним она не была до его последней секунды.

Я прилетела из Петербурга. И мы с мамой ждали вестей оттуда – из колонии, где умирал Саша. Сами заключенные, которые были там за медбратьев, передавали нам новости о состоянии брата. Мы покупали и передавали для него лечебное питание, лекарства. Я улетела через неделю обратно в Петербург. А 14 января мама позвонила мне рано утром и сказала, что Саша умер.

Дальше было ужасно. Маме сразу же стали названивать какие-то люди из ритуальных услуг – на личный номер, который они непонятно откуда взяли. Стали шантажировать, что если она к ним за услугами не обратится, то тела не получит. Надо было собрать еще какое-то неимоверное количество справок во множество инстанций – и без этих черных похоронщиков.

Вот как это: я видела его в 2017 году живым, а спустя почти три года надо было забирать тело…неживое.
Еще вспомнила наш с ним последний разговор по телефону, когда он мог говорить, еще немного сам ходил. Он попросил тогда перевести ему 200 рублей – на пельмени, ему их очень захотелось.

Тогда в наш последний разговор я попросила его нарисовать рисунок – «про нас с тобой, чтобы, когда ты выйдешь, ты сделаешь мне эту тату». У него уже не было сил, но эскиз он сделал. Вот, у меня в телефоне. Этот рисунок стал не только татуировкой, которую сделал мне другой мастер, но и логотипом моего проекта. Я добавила еще скрипичный ключ – Саша ведь любил музыку.

Ну вот…о проекте. Когда полгода примерно прошло после смерти брата, я стала думать, как можно помочь тем, кто сидит, у кого ВИЧ и туберкулез. Ведь далеко не у всех есть семья, близкие, которые могут передачки возить, лекарства покупать. Людям этим нужна и психологическая, и юридическая поддержка.

Я стала искать фонды, которые этим занимаются. Писала письма. Мне сразу ответил Алексей Лахов из «Гуманитарного действия». Мы встретились. Я написала свою программу помощи. Мама моя тоже включилась, она стала искать организации, которые помогают семьям, матерям таких заключенных. Пока так. Как будет дело двигаться дальше – я расскажу. Но пока ищу волонтеров среди психологов, юристов, возможно, других НКО, готовых участвовать в проекте и помогать ресурсами. Я уже нашла двух психологов для будущей психологической поддержки по переписке заключенных с ВИЧ. У меня есть друзья, которые могут помочь с созданием сайта, продвижением проекта, но я ищу тех, кто готов присоединиться».

Скачать презентацию программы помощи заключенным

Если вы хотите принять участие в проекте Жени, пишите ей на адрес электронной почты: e.khozhaylova@gmail.com!

Автор: Галина Артеменко.

Поддержите работу фонда
Синий автобус — один из проектов фонда, который помогает зависимым людям сохранить здоровье и жизнь