Яне 37, и она употребляет наркотики давно. Говорит, что рассказывать о себе может кратко, а может долго. Но просит не спрашивать ее о детях. Это запретная тема. Может, как-нибудь в другой раз.

До наркотиков был клей, когда в детстве Яна сидела с мешком у метро. Яна выросла в пригородном интернате: «У мамы нас было четверо, и ей было тяжело, а меня вообще с третьего класса отправили в школу для умственно-отсталых, ЗПР поставили, потому что я не успевала по учебе». Яна часто болела, плохо запоминала, что говорят учителя. Но с ней некому было сидеть рядом и заниматься. Доучилась так до 8 класса, но бросила, даже документы не забрала. Потому что украла кошелек.

«Была последняя четверть, они все (учителя) зарплату получили, я увидела, где у нашей учительницы кошелек, взяла, но поняла, что уже в школу не приду». У Яны нет никаких документов об образовании.

Той первой свободной от интерната и учебы осенью у Яны даже была работа. В полях. Пригородные поля – капуста, морковь. От Девяткино желающие убирать урожай ездили на эти поля. Пустое пространство, где нет никого близкого и знакомого.

Яна потом пыталась учиться на маляра, не доучилась. Но маляром чуть меньше шести лет все же отработала. Потом пыталась работать на сборке игрушек, потом на сборке аккумуляторов. Потом два дня не вышла на работу, и ее попросили уволиться. Уволилась.

Сидела два раза. Первый раз за кражу. Нужны были деньги. Потому что тогда уже не клей она нюхала, а употребляла внутривенно наркотики.

«У меня мама работала в школе в охране, а мне было плохо, ну, я к ней зашла, в туалет попросилась, иду мимо раздевалки и вижу – деньги с родителей на что-то собирают, я увидела, что учитель собрал и в карман куртки кошелек положил, а куртку в шкаф. Я забежала, кошелек схватила. Маму подставила я тогда».

Второй раз посадили уже «за наркотики». Два года дали. Освободилась в феврале только.

Яна живет с мамой. Ее молодой человек живет на окраине города в другом районе. Надо ехать через весь город. Яна едет, потому что у молодого человека есть наркотики.

Яна в 18 лет узнала, что у нее ВИЧ. Терапию пила, говорит, что даже в колонии, когда первый раз сидела, вирусная нагрузка была нулевая. Но вот теперь уже несколько лет как заброшена терапия, руки в нарывах, чувствует себя плохо.

«Недомогание, апатия ко всему. Хочу только до вашего автобуса дойти, чтобы анализы сдать, понять, что со мной. Почему я так себя чувствую? Почему эти нарывы на руках?».

В жизни Яны было много пустых продуваемых ветром пространств. Таких полей вокруг Петербурга немало. Яна жила в интернате в одном из пригородов. Окна типового кирпичного здания выходили на совхозное поле, такое же, как то, на котором Яна будет после того, как бросит школу, убирать капусту. Потом еще были пространства трассы – страшные. Яна выходила на трассу, чтобы заработать на дозу. «Я сейчас на дороге не стою, раньше стояла – до первой посадки. Ужасные попадались, блокировали дверь и издевались, но нужны были деньги». Яна рассказывает подробности – что бывало с ней в этих закрытых машинах, на дороге, идущей через пустые поля и сумрак ночи.

«У мамы я перестала воровать после первой тюрьмы. Раньше могла ее пенсию взять и уйти, а потом прийти домой как ни в чем не бывало. Маме 67 лет сейчас, она инвалид».

Яна несколько раз во время нашего разговора говорила, что все, она решила – пойдет на автобус («Гуманитарного действия»). Попросила телефон – куда позвонить, если что.

И она пришла. Сначала позвонила кейс-менеджеру, узнала, когда в ее районе будет автобус. И пришла. Теперь говорит, что ее парень вроде тоже собирается прийти.

«Можно, я в следующий раз я вам все еще раз про свою жизнь расскажу? И про дочку, да, была дочка. Но потом, я расскажу. Сейчас ничего не могу».

Хорошо, что она смогла дойти до автобуса…

Автор: Галина Артеменко

Фото: Светлана Константинова