Живая история нашей сотрудницы Насти, которая смогла вырваться с самого дна, оттолкнуться и выплыть, спастись, изменить жизнь.
Настя – сотрудник «Гуманитарного действия», но ее работа сейчас – в Центре СПИД на Обводном, она получает препараты АРВ-терапии и привозит их тем, кто не может сам доехать до Центра СПИД, также к Насте приходят те, кого надо сопроводить по Центру, помочь. Она на связи с Городской наркологической больницей и помогает тем, кто приезжает в Центр СПИД оттуда.
Настя любит то, что делает каждый день, – помогает другим, объясняет, поддерживает. Ее собственная история – это история человека, который смог вырваться с самого дна, оттолкнуться и выплыть, спастись, изменить жизнь. Ее история вдохновляет, потому что говорит о том, что даже из практически безнадежных ситуаций выход может быть найден. Настя откровенно рассказала для наших читателей историю своей жизни.
«Мамина американская мечта и мои наркотики»
У мамы с папой семья не сложилась. Мама, глядя на своих подруг, на успех крестной, нашедшей мужа за границей, решила тоже попробовать и на сайте знакомств познакомилась с мужчиной из США. Он приезжал к нам в Тольятти. Мама вышла замуж и вместе со мной уехала в США. Мне было 12 лет.
Я английского почти не знала, но в школу пошла с радостью и через полгода уже бегло говорила. Школа была в городке Зеферхилс во Флориде – такая полудеревенская местность, обычная школа, но мне там очень нравилось, было интересно, потому что можно было углубленно заниматься тем, чем хочешь. Мне нравились гуманитарные предметы – литература, психология.
Дом, в котором мы жили, был типичный американский — двухэтажный с лужайкой. Отчим то компьютеры ремонтировал, то риэлтором был. Жизнь мамы с отчимом складывалась неудачно, несчастливо. И у меня с ним отношений не сложилось совсем. Он пил, он мог ударить.
Сначала я вся погрузилась в учебу, чтобы дома бывать как можно меньше, потому что там было ужасно. Училась я хорошо, но дома было настолько плохо, что я сама не заметила, как в мою жизнь вошли наркотики. Нет, помню… Отчим меня ударил, а на следующий день одноклассник предложил мне попробовать транквилизаторы. Мне понравилось сразу: никакой боли, никаких обид и страданий, приходишь домой, падаешь и спишь, и на все наплевать.
Мама устроилась на работу, старалась не видеть, что со мной происходит, дорожа своими отношениями с отчимом. Я на нее теперь не обижаюсь. А тогда мне только исполнилось 16 лет, мне было не до мыслей о матери, которая, как я теперь понимаю, боролась за свою жизнь в Америке, старалась во всем угодить отчиму, игнорируя меня.
Успеваемость моя падала и падала. Я искала наркотики, и однажды я начала воровать деньги у матери, чтобы ежедневно покупать кокаин. И при этом я думала о том, чтобы вернуться в Россию, мне казалось, что там безопасно – там сестра от первого брака мамы, отец мой, бабушка и дедушка.
Однажды дома я оставила «палево» – записку к дилеру с описанием того, что хочу заказать. Кроме того, мама заметила пропажу крупной суммы денег. Отчим меня сильно избил за это, и на следующий день я пошла в школу вся в синяках.
В школе и раньше догадывались, что в моей жизни происходит что-то сильно не то, я никогда не забуду страх, когда учитель математики стал меня наедине осторожно выспрашивать – а не употребляю ли я наркотики. Я все отрицала, так как считала в то время, что в любой момент могу это прекратить. Хотя было видно, как я похудела, и все видели, как я плохо учусь.
Так вот тогда я пришла в школу с синяками, мне было настолько плохо, мне было все равно. И я рассказала всю правду в школе, мне было пофигу, что будет со мной и со всеми нами дома. Я благодарна учительнице по ИЗО, она спросила в тот день, что у меня случилось, а я не выдержала и разревелась. И рассказала всю правду: что я употребляю наркотики, что меня дома бьют, мне стало все равно – нарушу или не нарушу я покой мамы.
Полицию вызвали прямо в школу, приехала женщина-шериф, в кабинете директора меня раздели до трусов и стали снимать побои – фотографировали. Я поехала с полицией домой, меня оставили с мамой, а отчима вывели, и он уехал с полицейскими. Больше я его никогда не видела. Мы с мамой остались вдвоем. Я смутно помню разговоры с соцработниками, которые спрашивали, где я брала наркотики. Отношения с мамой окончательно испортились, она считала, что я ее предала и разрушила ее жизнь. Отчима куда-то поселили, мама с ним встречалась. И, видимо, они тогда приняли решение отправить меня в Россию, купили билет на самолет.
«Шаги к саморазрушению»
Так летом 2010 года я оказалась в Тольятти. Там было очень жарко. И там впервые я пережила ломку. И оказалась абсолютно чужой в своем родном городе, потому что близкие не рвались общаться со мной – мама им рассказала, какая я наркоманка. Я была не нужна никому. Я точно знала, что буду пить алкоголь, потому что в России наркотики я находить не умею. Жизнь была от вечеринки до вечеринки, от вписки до вписки – мне надо было найти, где поесть, поспать, вымыть голову. Я пила каждый день. Мне сказочно везло – за долгое время бездомности я лишь два раза спала не под крышами чужих домов: один раз зимой в подъезде на батарее и один раз жарким летом на лавке в парке. Заводила отношения с молодыми людьми, с одним из них мы какое-то время жили у него на балконе. Я нашла скромную работу в типографии – убирала мусор. Денег едва хватало на сигареты, алкоголь, булку и проезд. Но мне было больше не надо. Так я жила до 19 лет, два года, но потом на одной из вечеринок я поняла, что устала пить, употреблять курительные наркотики. Хотелось закрыть глаза. Тогда же я познакомилась с молодым человеком, он влюбился, мы стали жить у него. Я к тому времени устроилась в бар, варила кофе. Вскоре я узнала, что беременна. Никогда не забуду тот день, как стою с сигаретой и жду, что покажет тест, вижу две полоски и бросаю сигарету, не докурив.
Моя здоровая дочка родилась, когда мне было 20 лет. Но потом жизнь была скверной – муж пил и бил. И я его выгнала. К тому времени мы уже переселились в квартиру, в которой я когда-то жила с родителями.
И вот я осталась одна с ребенком без средств к существованию, семья, отдав мне квартиру, помогать не спешила. Мама, когда внучка у нее родилась, стала немного помогать из Америки. Я сейчас понимаю, что никто не был обязан нас содержать. Но помню свою панику, когда я увидела, что дома осталась только гречка, а денег мне семья не дает, несмотря на все мои отчаянные просьбы.
Я никогда не работала по какой-то серьезной профессии, у меня не было образования, я умела только «тусить». И вот в отчаянной ситуации я через интернет нашла, как заниматься криминалом – торговать наркотиками. И сначала это так подняло меня вверх, я помню, как в руках появились первые большие деньги, я думала, как куплю еды, одежды дочке, как поведу ее в аквапарк. Тот поход в аквапарк оказался первым и перед страшным долгим перерывом последним. Потому что очень быстро я стала употреблять сама. В 23 года, разведенная, с ребенком, в употреблении «солей» – так моя жизнь начала разрушаться.
«Нужно было почти умереть, чтобы тебя полюбили?»
«Соли» — самый токсичный незабываемый наркотик, самый страшный, который я когда-либо пробовала. Я полностью изменилась, меня интересовало только, где достать деньги на наркотики и как употребить.
Я была очень хорошей мамой, и никогда бы не оставила ребенка, если бы не наркотики. И вот однажды меня пригласили на вечеринку, я отдала дочку своей бабушке, сказав, что скоро приду. Я не вернулась домой ни в тот день, ни на следующий. Вечеринка продлилась месяц – у меня было достаточно денег, наркотиков и знакомых, которые употребляют, чтобы зависнуть так надолго. Я ужасно «сторчалась», стала совсем худой, волосы спутались, «ехала крыша». Я помню, как в той квартире, где все мы сидели, я смотрела периодически на часы и говорила, что еще немного, минут сорок от силы, и я поеду домой. Было страшно посмотреть в телефон, поэтому я его просто отключила. Месяц пролетел, как сорок минут. Потом у меня начались галлюцинации, паранойя и страх. Нервная система была истощена настолько, что любая информация, даже безобидная, вызывала панику. Я практически ничего не ела за этот месяц, только чай пила, курила и употребляла наркотики.
Потом я среди галлюцинаций очнулась и поняла, что следующая остановка – это точно дурдом. Мне не хотелось, никогда не хотелось умирать. Я включила телефон. Там было много СМС от папы, который в то время уже жил со своей другой семьей в Петербурге. Я таких СМС всю жизнь не видела – полные нежности, любви, беспокойства.
Вот нужно было почти умереть, пропасть, чтобы тебя полюбили, чтобы позвали домой…
Я позвонила папе, я плакала и говорила, что употребляю наркотики, что мне плохо, мне нужна помощь. Папа очень быстро включился, стал выяснять, где я и с кем. Я была готова на что угодно, лишь бы все это вокруг меня закончилось, сквозь сумрак я видела, что люди в квартире – это вряд ли друзья. У меня еще оставались какие-то деньги, я попросила довезти меня до кассы РЖД на вокзале. Я помню глаза людей, когда я шла к кассам – живой скелет со спутанными волосами. Я купила билет до Петербурга, папа меня встретил. Это был сентябрь 2012 года. Папа привез меня к себе домой, я поела, приняла душ и уснула, а потом папа меня отвез в ГНБ – Городскую наркологическую больницу на Васильевский остров. Наркотиков мне не хотелось. Да. Папа еще сфотографировал меня, я иногда смотрю на это фото, чтобы не забыть, как я выглядела тогда.
В ГНБ я провела полтора месяца, влюбилась в Петербург, захотела здесь жить. Но на реабилитацию не осталась и поехала за ребенком. Но… через дилера. Я тогда не понимала, что это болезнь, серьезная болезнь… Я снова вписалась в наркоторговлю, за две недели после ГНБ я побывала в Тольятти, Челябинске. Екатеринбурге. И все это время употребляла, конечно. Очень быстро «крыша» поехала снова, здоровье закончилось…
Я помню, как зашла домой, смотрела на детские вещи – у меня от этого началась истерика. Я смотрела на маленькие носочки, на одежду, которую я не успела постирать четыре месяца назад – взгляд на все это бросал в панику. Где–то в голове была та самая Настя, которая хорошая мама, которая трезвая, где-то в голове раздавались шаги моего ребенка… Но в квартире было пусто. Дочка была с моей бабушкой. Я снова звонила папе, плакала. Он был зол, но купил мне билет на самолет.
«Паранойя на дне»
Я снова оказалась в Петербурге, в ГНБ. Но мне ничего не хотелось, не хотелось трезветь: мне казалось, что я бракованный человек, что со мной что-то не так, что у меня не получится изменить жизнь. После больницы и реабилитации я вернулась в Тольятти. И снова – вечеринки, алкоголь и наркотики. Дочку видела изредка. Потом появились серьезные отношения с одним военнослужащим, я держалась буквально на зубах, чтобы не употреблять наркотики, чтобы быть трезвой. Так я продержалась до 25 лет, периодически страшно срываясь. Я очень хотела с этим мужчиной семью и ребенка. Но он совершенно не планировал этого со мной. Я узнала, что беременна, ждала его с этой новостью, фантазировала, как мы будем жить все вместе вчетвером – я ведь непременно заберу дочку. Я мечтала о доме. А мужчина дал мне денег на аборт. Стало холодно, страшно и больно. После аборта я отправилась за наркотиками, мы с этим человеком расстались.
И тут в моей жизни начались передозировки.. Как я выжила – не знаю. Научилась вызывать врача, меня откачивали. Да. Важно сказать, что дочку я в полугодовой период трезвости успела отвезти папе в Петербург.
И еще у меня начались проблемы с законом, я получила срок, хоть и условный, но срок, да, по «народной» 228-й статье УК.
Я достигла дна – у меня не было ни близкого человека, ни ребенка, ни друзей. Когда мне исполнилось 25 лет – 22 октября – папа прислал мне СМС: «Я желаю тебе бросить наркотики!».
Я помню, как сидела в туалете на крышке унитаза, в полной темноте, рядом была выложена «дорожка». Я сидела и думала, что я конченый наркоман – ведь мне в день моего рождения желают не любви и счастья, а того, чтобы я бросила наркотики.
И после этого я еще два месяца жила вот так — как амеба: употребляю – трезвлюсь, употребляю – трезвлюсь. Не могла работать, сходила с ума в грязной квартире. Не убирала, не стирала, не готовила еду, не мылась и не расчесывалась. Жила с выключенным светом. Была страшная паранойя – мне казалось, что кто-то за мной наблюдает, и эта мысль не давала покоя. Я матрасом, газетами закрыла окна, чтобы быть как в темной пещере. Фронтальная камера телефона, камера планшета – все было залеплено жвачкой, я сидела ночью у входной двери – потому что мне казалось, что кто-то может сейчас прийти, я боялась. Мне казалось, что кто-то смотрит в глазок в ожидании того, что я отопру дверь.
Однажды мне показалось весьма разумным побриться налысо, и я это сделала. Потом не понимала – зачем.
Я была лысая и худая, у меня был вид человека из надзорного отделения психиатрической больницы. Последние четыре тысячи рублей я отдала врачу-наркологу, который приехал меня откачивать после передозировки. И даже тогда мне не хотелось умирать, я ждала врача, я хотела жить.
«Три месяца чистого времени»
Хорошо, что у меня был опыт хождения в группы взаимопомощи, я там не задерживалась, но люди помнили обо мне. И вот один человек позвонил мне и спросил, почему я не хожу на группы. А я лысая, уставшая от всего этого дерьма, отвечаю ему: «Какие группы? Я умираю, оставь меня в покое». А он мне: «Настя, поедешь на реабилитацию? Я договорюсь прямо сейчас». Я пыталась говорить про какое-то там завтра, но он сказал тогда, что у меня духа завтра не хватит. Я разозлилась – чтобы у меня не хватило духа? Да сейчас прямо поеду! И поднялась с пола, стала бродить по темной квартире, искать вещи. Через час я уже была в Центре социальной адаптации «Рассвет», там я провела три месяца на двенадцатишаговой программе. Это были три месяца тяжелой работы, истерик, тяги к наркотикам. И потом, когда я оттуда вышла, я понимала уже, что у меня нет ни хрена, кроме трех месяцев чистого времени. И еще я знала, что есть Петербург и мой ребенок там. Но я знала, как разрушать, как строить – я не знала.
Мне предложили небольшую подработку – синхронный перевод в организации «Апрель», туда приезжал представитель Глобального фонда борьбы со СПИДом. В «Апреле» сотрудники оказались людьми творческими, интересными. Это были соцработники, помогающие другим. И я подумала тогда, что вот здорово, мне бы такую работу. Деньги, которые я заработала синхронным переводом, были небольшими, около трех тысяч рублей, но это были деньги за настоящую работу, я отправила их отцу в Петербург, чтобы он купил моей дочке детский самокат.
Я поняла, что в Тольятти оставаться не могу – каждая улица напоминала мне о наркотиках. И здесь у меня не было ничего и никого уже. Я поехала в Петербург с мужчиной, с которым была в отношениях, но я не любила его.
«Не в минус, а в плюс»
В Петербурге мы жили в съемной квартире, я забрала ребенка. Работала на почте, в магазине игрушек, но понимала, что ни работа, ни моя трезвость радости мне не приносят. Да, меня тянуло к наркоманам, но не в минус, а в плюс – я хотела помогать людям. Мне хотелось понять природу зависимости и разобраться в себе. И я уволилась с работы и пошла волонтером в Городскую наркологическую больницу. И я сама научилась обращаться за помощью, меня познакомили с соцработником «Детские деревни SOS». Я ушла от тяготивших меня отношений, мы с дочкой жили в социальной квартире четыре месяца, и благодаря соцработнику из ГНБ я узнала про «Гуманитарное Действие». И это стало рассветом моей жизни, я познакомилась с Настей Масленниковой из «Гуманитарного Действия», она как раз заканчивала работу на Расписном автобусе «Гуманитарного действия» — где тестировали на ВИЧ общее население, и Настя предложила мне работать там. Для меня было просто невероятно это – быть полезной людям и еще получать зарплату!
Месяц я проработала пешим курьером и волонтерила на Расписном, чтобы получить там работу, и получила. Год отработала, потом проект завершился. И теперь я работаю в другом проекте. Работа классная, команда классная, все сложилось.
И у большинства друзей и коллег аналогичный моему опыт в жизни. Дочка моя со мной, я больше не завишу ни от кого, я могу жить одна с ребенком, я не тряпка, снимаю квартиру, покупаю продукты и одежду, могу строить отношения с кем хочу, а не потому что вынуждена. Недавно я отметила два с половиной года трезвости. Я хочу поступить в Институт психологии и социальной работы, но для этого надо получить аттестат, и сейчас я как раз этим занимаюсь…
Записала Галина Артеменко.