Виктору 29 лет. Первый в своей жизни паспорт он получил в этом году. Теперь он получит и АРВ-терапию.
В телефоне у молодого человека есть счетчик чистого времени – он отмеряет жизнь без алкоголя и наркотиков.
Витю привезли в Петербург из Тюмени в четыре годика вместе с девятилетней сестрой. Отца он не помнит, маму хотели в Тюмени лишить прав, но как-то так вышло, что мама тоже оказалась в Петербурге – Витя толком не помнит.
Мама начала жить вместе с каким-то мужчиной, ездили туда-сюда из Питера в Гатчину. Документов не было, прописки не было. В первый класс Витя пошел в 11 лет. Первый класс оказался и единственным – больше в школе Витя не учился, хотя учиться ему понравилось, даже грамоты какие-то успел получить, учился отлично, но после первого класса родные из школы забрали. И до сих пор, если надо написать заявление, то это оказывается непростым делом – нет привычки писать.
В 13 лет Витя уже плотно работал – у тетки на пилораме в деревне Елизаветино Гатчинского района. В 14 лет пытался получить паспорт, но надо было, кроме заявления, еще какие-то справки собирать. Бросил это дело, не справился.
Когда Вите исполнилось 14, случилась трагедия со старшей сестрой. На нее напали – 21 ножевое ранение, выжила, даже из больницы вышла, но через несколько месяцев ей стало хуже, опять положили в больницу. Оттуда сестра не вернулась. Ей было 20 лет, худенькая симпатичная девушка.
Мама жила с отчимом, а Витя ушел от тетки и ее пилорамы и жил сам по себе – в Гатчине у двоюродного брата, работал грузчиком на местном рынке. И искал обидчика сестры, ходил с ножом. Но не натворил ничего, не успел – парня того посадили. Витю, правда, забрала полиция, отобрали нож, выписали штраф, который он все равно не мог заплатить. Но не посадили. Витя тогда уже познакомился с алкоголем, а наркотиков еще не было в его жизни.
Жили с братом на улице Чкалова – в Гатчине это знаменитая улица старинных деревянных домов, которые в те годы горели как факелы – кому-то нужна была земля под застройку и деревянные обветшавшие памятники не щадили. Не щадили и людей, живущих в них: когда Вите было 16, в пожаре в деревянном доме на Чкалова сгорели мать и отчим. Витя был тогда на рынке, ему страшную новость сообщил муж крестной: «Крепись, у тебя мать сгорела». Они с двоюродным братом остались на улице. Витя тогда страшно запил и не хотел жить. Тогда же он стал употреблять курительные смеси. Жизнь как-то криво катилась дальше:
«Брат у меня был скромный жестокий алкоголик, мы с ним пили все подряд. Работали на рынке, все деньги пропивали. Временами было весело, временами холодно, тяжело и голодно. Брат плохо себя почувствовал, но к врачам не обращался. А я как-то отделился от него, исчез с какими –то «друзьями». И примерно через неделю узнал, что он умер – на улице, на том самом месте, где мы с ним на рынке кантовались. И никого близкого не осталось у меня фактически, и пошел я своей дорогой – сам попал в беду, сам вылез. Когда брат умер, мне было 18 лет».
Через два года Витя попал в больницу с алкогольным истощением, не мог ни ходить, ни есть. Больница была в Выборге.
«Меня спасла надежда: когда я пришел в себя, то мне показалось, что я в Елизаветино, ко мне крестная придет, – рассказывает Виктор. – И я захотел жить, а до этого ведь я все время думал: «Господи, хоть бы я умер». А в палате, где я лежал, все умерли при мне, а я – нет. Меня лечили, витаминами кололи, я ходить еще не мог, но уже перемещался в инвалидном кресле по коридору. Правда, другие пациенты – взрослые дядьки — «тыкали» мне: «Ты парень с ногами, а едешь на коляске». Я был доходягой, но, захотев снова жить, научился ходить, разговаривать, начали руки работать. Через год я уже был вполне себе человек. В выборгской больнице я прожил три года, меня там как-то устроили санитаром, конечно «левым» способом, безо всяких документов, деньги мне приносили – десять тысяч каждый месяц. Я там привык, работал нормально, таскал покойников. Но проклятый Змей Горыныч прилетел, выпивка то есть…
Нас было четверо – дворник, парикмахер, санитар и помощник санитара: один запил его уволили, другой — то же самое. И так все… один я остался последний. И запил – сижу такой, блин, в подсобке своей – десять вечера, а у меня налито, бутербродики наделаны для закуски. И меня засекли: «Витя, и ты туда же!». Утром меня выставили – денег нету, идти некуда. Я пошел в лесной домик, где до меня эти пацаны, кого раньше из больницы выгнали, жили. Из больничной столовой мне давали еду. Денег – зарплаты последней – я не дождался. Потом меня пытались пристроить еще в одну больницу, но в итоге я попал опять в Елизаветино, устроился на пилораму. Пил и употреблял наркотики. На пилораме у меня была комнатка обустроена. Начальник меня закодировал, так что я пока не пил, купил себе скутер, начал с девушкой жить вместе. Но поругался с ней и напился, загудел, пропил все, что было – никакая кодировка не помогла. Хорошо, что успел подарить скутер племяннику, понимал, что могу разбиться в таком виде. С работы меня, конечно, выставили и денег не отдали».
Это было в 2018 году. Виктор остался на улице. Он тогда еще не знал, что у него ВИЧ. Внутривенно он наркотики попробовал один-единственный раз лет в 16, ему было так плохо, что едва не умер, попал в больницу, больше не кололся, «пересел» на алкоголь и смеси. После того, как выставили с пилорамы, Виктор фактически жил на улице, по знакомым, оказался в долгах, потом устроился на ферму под Гатчиной – холодно, денег мало. Это была уже зима 2019 года, которую Виктору надо было пережить.
«Герпес стал появляться по всему телу, вызвали мне скорую, повезли в Пушкин, − вспоминает Виктор. – Но там в больницу не взяли – нет у меня документов. Езжай, говорят, в Гатчину обратно. А у меня нет денег, плохо мне все тело щиплет. Врач дала мне немного денег, чтобы я добрался до Гатчины. Но и там меня не взяли в больницу. Какая-то уличная тетка, бездомная, посоветовала мне добраться до Петербурга и обратиться к врачу, который лечит бездомных. И сама поехала со мной. Так я оказался в больнице Боткина на Миргородской, доктор меня осмотрел, чем-то помазал, но на Миргородскую меня не положили, повезли в новый корпус Боткинской… Там меня и нашла Илона из «Гуманитарного действия». Предложила пройти курс лечения в Городской наркологической больнице, сказала, что поможет восстановить документы. И вот я получил недавно паспорт, теперь смогу получить АРВ-терапию. А вот на моем телефоне – счетчик чистого времени. Скоро будет два года, как я ничего не употребляю, а ведь поначалу строил планы побега из наркологической больницы, меня врачи с самого начала останавливали, теперь-то я им благодарен».
Сейчас Виктор работает, снимает комнату. С тягой снова выпить справляется молитвой.
«Я учусь нормально с людьми общаться, – говорит Виктор. – Учусь не стыдиться обращаться за помощью. В паспортном столе вот с девушкой–сотрудницей разговаривал, ей 29 лет, как и мне. Она спрашивает: «И Вы ни разу за все это время не получали паспорта? А где Вы все время были?». Я ей отвечаю: «Я был в России».
