Истории подопечных
Я оголодала по человеческому теплу

«Меня зовут Вика, и я наркозависимая, ремиссия семь месяцев – и это первая такая длительная ремиссия у меня. Мне сорок три. И для меня такая ремиссия – большой прорыв. Первый раз на сорок дней меня хватило в 2008 году в Городской наркологической больнице», –она начинает говорить, словно пришла на группу поддержки. У нее очень четкая и правильная ленинградская-петербургская речь.

Вика – миниатюрная женщина. В ушах – изящные серьги, на руках – два красивых, со вкусом подобранных  перстенька, все – недорогая бижутерия. Но именно по рукам видно, сколько травм в жизни ей пришлось пережить. Вика много лет приходит к маленькому автобусу «Гуманитарного действия».

– С чего все началось?

– В 14 лет начала употреблять алкоголь, а наркотики уже в 16. Я пыталась отследить, когда же я потерялась. Мне и учиться не хотелось в 8 классе уже. Так в тягость был учиться. И из дому уходила, потому что пьющие родители были. Мы – многодетная семья, в коммуналке не жили, жили в трехкомнатной квартире. У меня три старших брата – я не боялась на улицу выйти. Батя работал шофером, мама уборщицей. Еды всегда был дома в достатке. У отца было три класса образования, он 30-го года рождения, всю блокаду со старшим братом тут пережили: мать убили, пошла за хлебом, и убили. Они с братом как-то выжили. Потом, как я понимаю, отец сидел за какую-то кражу, он никогда не рассказывал.

Сначала родители пили только в праздники – мы особенно и не страдали. Но потом… И что больше всего меня ранило – когда батя…у меня была очень красивая мать, высокая такая – на Софи Лорен похожа. А папа – такой маленького роста, не красавец. Не знаю, ревность ли это или что. Но он ее жестоко избивал, резал бритвой. И у старшего брата вся голова в шрамах – он постоянно от отца получал по голове. Меня никогда отец не трогал. Мама и папа вместе умерли в 1998 году. Она через тридцать семь дней после него.

– А что случилось?

– За десять лет до этого отец  потерял ноги – закупорка сосудов. Ему инвалидку дали, даже передвигался на ней, но ее быстро угнали, он слег, мать ухаживала за ним. Но у него весь интерес к жизни пропал, умер он. А с мамой плохо получилось очень. Мать могла еще жить, мы все виноваты в смерти мамы.

Я тогда уже начала употреблять. Частично жила у своего парня, частично – у брата. Мать с отцом. Боря – брат мой, погодка, – тогда уже тоже употреблял, познакомился с проституткой на Староневском. Хорошая девчонка такая. Когда отец умер, я похорон батиных совсем не помню. Матери за год до этого сделали операцию – клапан на сердце меняли, операция бесплатная, а клапан больших денег стоил. Я в употреблении была, меня брат даже из дома выгнал – старший. Но деньги они собрали, операцию сделали. Через год, когда умер отец, мама сорвалась, запила. Тут еще Боря – он психостимуляторы тогда употреблял – сорвался, свой гнев выразил.

В общем, они приехали с этой девушкой – а девчонка хорошая, с Казани. Зашли к нам в квартиру, а Валера – старший – уже отделился, у него жена тихая из Карелии и ребенок родился. Ему не нравилось, что я тут с наркотиками, сейчас я его прекрасно понимаю. А тогда у меня была обида, злость на него – он меня избил и из дому выгнал. Он работал тогда. И вот когда Боря с Ленкой приехали к матери, то она как потерянная была, она всю жизнь с отцом, а последние десять лет еще и ухаживала. И тут весь смысл потерялся у нее, она осталась одна. И Боря с Ленкой ее пожалели и забрали на Лиговку в две комнаты в коммуналке. Приехали на Лиговку. Боря с Ленкой ушли, а мама какие-то цепочки у нее взяла, даже не золото, а бижутерию. Пошла на Кузнечный рынок, продала на толкучке, купила шкалик и напилась. Боря, когда пришел, избил ее сильно по голове. При нас с Вадиком – моим тогдашним парнем. Такая драка была – мы ее отбили кое-как. Я ей сказала: «Мама, давай я тебя провожу домой».

Довела ее до метро «Восстания», дала жетончик. И больше я ее не видела в сознании. Она упала у себя дома, впала в кому и через девять дней умерла – кровоизлияние в мозг. Когда она дома лежала, мы думали, что спит – дыхание такое ровное. А она в коме была, лицо все черное. И умерла в больнице на Вавиловых. Мы десять лет не поднимали  эту тему. Брат после маминой смерти до костей сжег себе руки термофеном. Жег и кричал. Он понял, что сделал. Но мы жили и ничего не говорили друг другу. Десять лет спустя, когда я заговорила об этом, то чуть драка не произошла.

А я после смерти родителей на героин перешла. Работала на заводе немножко,  какие-то такие эпизодические работы. Арест за наркотики, полгода на Арсенальной, потом еще были судимости. Много. Но все обходилось условными сроками. Семья потихонечку разваливалась. С Вадиком прожили пять лет и разошлись, я встретила другого человека, он тоже был в употреблении. А Вадик, мы с ним остались друзьями. Но в 2014 году он ушел.

– От передозировки?

– Нет. СПИД, туберкулез и менингит. Единственный мой лучший друг был. Людей вокруг нет. Подруга единственная с 14 лет, но и она в употреблении. У меня ВИЧа нет, Бог отвел, есть гепатит С. С 2003 года, никогда не лечила, хочу обследоваться.

– А сейчас что в жизни?

– Сейчас было направление на принудительное лечение. У меня уже такая усталость от этого образа жизни. Был страх. Возраст-то уже. Немолода. И страх потерять Серегу – моего нынешнего. Он раньше сильно пил, а теперь только траву курит – инвалид, с памятью у него проблемы. В общем, по суду меня обязали пройти реабилитацию. Я не очень хотела, ну то есть приходили мысли, но не был силы воли, и без помощи специалистов это сделать нельзя. Не справиться одной.

К тому же Бориса – брата моего – зарезали. В той же комнате, где умер отец, где в коме лежала мать. Зарезал знакомый, они вместе пили. У Бориса не было детей, и у меня нет. Я сознательно решила не рожать – два аборта сделала. Какие дети, если в употреблении. Ребенок – это ответственность, а какое тут, если тебе так плохо, что утром не встать, ребенка не покормить. Дети в нашей семье только у старших двух братьев.

Вот после смерти Бориса мне стало совсем тяжело. И я решила пойти в ребцентр (реабилитацинный центр – авт.). И вот теперь я там пять дней в неделю. И работаю вечерами уборщицей в салоне косметическом.

Я тут ходила на индивидуальную психотерапию: мне было интересно какие-то вещи про себя узнавать, какие-то вытаскивать тяжести душевные, от чего-то избавляться. Первые полгода трезвости так нравилось все. С трудностями и тяжестью столкнулась сейчас. Вижу, что мне просто не будет: чуть немножко плохое самочувствие, недосып – и эти эмоциональные качели начинаются. Когда ты начинаешь трезветь – справляться тяжело. Я не глушу чувства. У меня много раздражения, гнева – много этого. Меня какие-то совсем обычные  вещи бесят. Мне нужно время. Совсем недавно не могла мыть посуду – меня так бесили брызги, а запах моющего средства просто мутил.

– Зачем нужна трезвость?

– Чтобы жить, в моем случае – чтобы жить. Не хочу сидеть и не хочу, чтобы я разрушалась. Я чувствую, понимаю, что разрушусь. Очень много тяжести сейчас и трудностей. Нет семьи. Борис ушел, а  мы с ним были ближе всех из братьев. Много плакала. А сейчас. Первый раз у меня трезвый взгляд. Прошло полгода – я увидела старшего брата Валеру: он лежит на кровати, видно, что пьяный, а взгляд – как помощи просит, в нем одиночество, печаль. Я утратила семью, мы утратили друг друга. Я боюсь потерять и этого брата, он не принял решение перестать пить, ему сорок восемь, не работает давно. Боюсь я его потерять. Жду каких-то страшных вещей. Это реальность.

– Что вам помогает?

– Ответственность. Муж-инвалид. Он же не может сам денег положить на телефон, к врачу сходить записаться. С ним как с маленьким ребенком. И у меня еще есть интерес – к себе, к реабилитации, мне в ребцентр хочется идти. Я доверяю психотерапевту. И там трезвое общение, я открылась там. Мне хочется делиться своей болью. Ведь мне негде это делать совсем. Я оголодала по человеческому теплу.

Автор: Галина Артеменко.

Фотографии: Светлана Константинова.

 

Поддержите работу фонда
Синий автобус — один из проектов фонда, который помогает зависимым людям сохранить здоровье и жизнь